было естественным и закономерным явлением в условиях тогдашнего Египта. Обращаясь к народу, руководители восстания могли разговаривать с ним только на понятном ему языке. Религиозные лозунги, можно считать, были своеобразным «приводным» ремнем между орабистами и массами. Сам же Ораби выступал (в зависимости от ситуации) то как поборник конституционализма, то как защитник ислама, но чаще всего во всех ипостасях вместе, никогда не оставляя никаких сомнений относительно того, что его идеалы обращены в будущее, а не в прошлое. Говоря о религиозной окраске восстания, следует иметь в виду и то обстоятельство, что после английской интервенции в окружении орабистов усилились позиции консервативных элементов высшего мусульманского духовенства типа шейхов аль-Идви и Улейша.
Антиколониальное восстание Ораби-паши было поддержано шейхами Аль-Азхара с позиций ортодоксального ислама. Даже те, кто в свое время враждебно относился к реформаторской деятельности аль-Афгани, сотрудничали с Ахмедом Ораби. Наиболее последовательными в этом отношении были шейхи Улейш и аль-Идви. В то время как после ареста многие орабисты безоговорочно признали свою вину, шейх аль-Идви заявил на допросе: «Если вы мусульманин, то можете ли вы утверждать, что Тауфик-паша, после того как изменил своей стране и стал сотрудничать с англичанами, имеет право управлять нами?» [8, с. 259].
Подавив антиколониальное восстание Ораби-паши, Англия установила в Египте господство в форме ничем не регламентированного режима «временной» оккупации. В политической жизни страны наступило относительное затишье. Некоронованный король Египта лорд Кромер, скромно именовавшийся «генеральным консулом», сосредоточил в своих руках всю полноту реальной власти, подавлял любое проявление оппозиции. Пренебрежительно относясь к национальным чаяниям египтян, он отказывал им в способности к самостоятельной исторической деятельности.
Многообещающие признаки оживления в национальном движении стали заметны лишь в 1890-х гг. К тому времени среди египетской интеллигенции, общественных и религиозных деятелей уже обозначились два противоположных лагеря - западники и исламофилы. «Первые выступали с критикой традиционного общества и стояли за преобразование Египта по европейскому образцу. Вторые изобличали язвы колониализма, отстаивая жизненность ислама как религиозной и социальной системы, ратовали за самобытный путь развития Египта» [1, с. 220]. Именно они отличались непримиримой враждой к англичанам.
Среди западников можно выделить две основные группы. В первую группу, прозванную «партией Кромера», входили христианские писатели и журналисты левантийского происхождения, выступавшие за полную европеизацию египетского общества и безусловное присутствие в стране английских колонизаторов. Вторую группу составляли западники более умеренного толка во главе с Мухаммедом Абдо («партия имама»), помилованным в 1888 г. В нее входили либералы, которые выражали взгляды «египетской национальной буржуазии, мусульманской интеллигенции и либерально настроенной аристократии» [1, с. 220]. Под влиянием религиозно-обновленческих идей Мухаммеда Абдо находились многие в будущем известные общественно-политические деятели Египта, включая Саада Заглула.
Не в меньшей, если не в большей степени были разобщены исламофилы, отражавшие умонастроения мелкобуржуазной прослойки, части египетской интеллигенции и религиозных кругов, которые нетерпимо относились к колониальному режиму. Начало исламофильству как идейному и политическому течению, тесно смыкавшемуся с панисламизмом, было положено Джамаль ад-Дином аль-Афгани и, как ни парадоксально, Мухаммедом Абдо. В 1884 г. они основали в Париже панисламистскую газету «Неразрывная связь» («Аль-Урва аль-Вуска»), со страниц которой пытались объяснить египтянам и вообще всем мусульманам причины упадка исламской цивилизации и пути освобождения стран мусульманского Востока от колониальной зависимости [37, с. 238-241). Они призывали возвратиться к первоначальной чистоте ислама, в котором видели силу, способную обеспечить неразрывную связь между мусульманскими народами и сплотить их на борьбу против европейских колонизаторов. «Мусульманское единение» - вот лейтмотив статей, публиковавшихся в их газете, которая нелегально переправлялась в Египет и другие арабские страны. Вышло всего 18 номеров, но этого оказалось достаточно, чтобы положить начало мусульманскому фундаментализму, панисламизму и исламофильству. Возвратившись в 1888 г. после длительного изгнания на родину, Мухаммед Абдо отказался от многих прежних убеждений, всецело отдавшись идее религиозного обновленчества и социальной реформы, которые должны были, по его мнению, заложить основы политической независимости страны.
Нетрудно заметить, что пресса в то время была едва ли не единственным средством выражения политических взглядов, можно сказать, своеобразным организационным центром, вокруг которого собирались противоборствующие группировки. Только «Абу Наддара» Якуба Сануа и «Аль-Урва аль- Вуска», издававшиеся в Париже, осмелились бросить открытый вызов англичанам. Обе газеты призывали египтян к сопротивлению. Решением египетского правительства от 21 июня 1884 г. был запрещен ввоз в Египет особенно опасной «Аль-Урва аль-Вуска». По требованию английских властей и не без помощи «дружественной» Франции аль-Афгани и Абдо прекратили ее издание, выпустив 16 октября 1884 г. последний номер газеты. В то же время колониальные власти всячески поощряли издание проанглийских газет, старались не упустить возможности привлечь к журналистике представителей мусульманской интеллигенции.
В 1889 г. талантливый египетский журналист шейх Али Юсеф основал газету «Аль-Муайяд», которая впервые потребовала эвакуации английских войск из Египта. Газета возглавила исламофильское направление в идейно-политической борьбе [38, с. 235-315]. Но, призывая к исламскому единению, она отнюдь не считала необходимым его осуществление под эгидой турецкого султана-халифа. Али Юсеф воспринимал лишь религиозный аспект доктрины панисламизма. Газета, хотя и выступала против раздела Османской империи, обращала прежде всего внимание на ее неспособность противостоять европейской экспансии, резко критиковала деспотический режим султана Абдул Хамида II, не разделяя идеи принадлежности