Об оценке репутации пирата в западноевропейском обществе (XVI в.)

Пастушенко Андрей

Известный польский специалист в области этико-моральных исследований Мария Оссовская, скрупулезно изучив литературную рыцарскую и джентльменско -рыцарскую культуру, выразила ее основной смысл в следующих словах: «Джентльмен должен заботиться о своей репутации. Без нее даже самые ценные его достоинства теряют блеск, как алмаз без шлифовки» [21, с. 133]. Да и только ли джентльмен? От того, насколько высока репутация любого человека, зависит, без сомнения, качество его существования в цивилизационном пространстве.

Аноним, написавший в начале XVII в. «Правдивое изложение о жизни и смерти двух самых известных английских пиратов, Пурсере и Клинтоне», должно быть, видел в пиратстве корень многих несчастий для самого разбойника, когда говорил следующее: «Каждое плохое намерение и каждое пагубное действо порождают стыд и позор, которые не только раздражают совесть перед смертью, но и долгое время после смерти таким людям очень сложно отмыться забвением. Человек всяким бесславным актом теряет свое доброе имя, становясь несчастным и ничтожным. Хороший человек не поверит ему, плохой не подчинится. Мало кто захочет составить ему компанию, никто не пожелает быть ему другом» [3, р. 5].

Отношение голландцев к пиратству ясно передают слова триумфальной песни голландских моряков (1614 г.), победивших в начале XVII в. флот ирландских морских разбойников:

Die als Tyghers en Beeren Tvolck Кому нравятся эти тигры и Roofden op de Zee Gheketent vol медведи, грабящие людей на море. oneeren Ghevanghen moesten mee Теперь закованные позорно, как [14, р. 17]. каторжники они пришли.

Между тем необходимо заметить, что пиратство было одним из наиболее распространенных занятий в Европе позднего Средневековья. Слова Анонима вызывают недоумение, когда в поле зрения попадают строки английского географа конца XVI в. Ричарда Хаклюйта о том, что французы, наравне с англичанами, «стяжали наиболее дурную славу, благодаря, безудержному, всеобщему и ежедневному пиратству» [24, с. 80].

Пиратские команды возникали на почве общественных диссонансов, являясь органической частью их родных социумов. Между личностью и цивилизацией, за исключением редких случаев, никогда не прерывалась социокультурная связь, более того, сами психологические причины морских преступлений часто коренились в ментальной атмосфере средневековой цивилизации. Поэтому вполне оправданно задаться вопросом: какими были критерии оценки в обществах позднего средневековья «доброго имени» пирата, учитывая то обстоятельство, что морской разбой сам по себе никогда не являлся занятием достойным уважения?

Отсюда целью данной работы будет исследование именно высоких этических моментов, облагораживающих «низкий» морской разбой в глазах современников.

Тема морального оправдания средневекового пиратства, насколько известно автору, находится в числе слабо разработанных, притом, что вопросам взаимоотношения общества и личности в истории было посвящено и продолжает посвящаться достаточное количество работ.

Исходя из намеченной цели, в ходе исследования привлекались главным образом нарративные, эпистолярные, изобразительные и фольклорные источники, в их числе истории, письма, автобиографии, трактаты, литературные произведения, иллюстративные материалы, морские песни, отчеты, данные о морских обычаях XVI в.

В качестве хронологической вехи для исследования был выбран XVI в.: именно в это столетие идеологические преобразования, которые испытывала на себе западноевропейская цивилизация на пути к современному своему состоянию, достигли переломной фазы. Возникла ситуация, когда традиционные элитные моральные нормы (личная честь, верность королю, авантюрная храбрость) и фанатичная религиозность сосуществовали с общенародной идеей о Родине, как понятии публичном, средневековый вымысел столкнулся с географической и этнографической реальностью, закованный в латы рыцарь уступал место элегантному «человеку чести», - все это происходило на фоне религиозного противостояния, конфликтов между знатными домами Европы, колонизации, революции цен и «золотой лихорадки», развития науки, техники и т. д. В период подобных трансформаций и появился новый тип морской вольницы - колониальное пиратство.

Все заслужившие уважение современников знаменитые пираты, насколько известно, были каперами, т. е. часто выступали от лица своих покровителей, которым отдавали солидную долю награбленного.

Богатый и преуспевающий Френсис Дрейк, который старался придерживаться морального стандарта, принятого в английском обществе и создавал себе соответствующую репутацию перед иностранцами (эту черту в характере Дрейка подтверждают и испанские свидетельства), в одном письме к Елизавете Тюдор назвал свой «service» так - «служба бедного вассала своей госпоже». Мотив куртуазного, в широком смысле этого слова, служения здесь налицо. Картину дополняет высказывание современника Дрейка, капитана Уолтера Бигса (Biggs), охарактеризовавшего этого пирата как «.достойного рыцаря, служащего своей королеве и стране» [5, р. 4; 4, р. 4], что не удивительно, ведь Дрейк к тому времени уже был посвящен за пиратство в рыцари.

Другой не менее известный елизаветинец, Уолтер Рели, ненавидел короля Испании и испанскую нацию, но, несмотря на это, уважал знатного испанца Беррео за то, что он «.джентльмен хорошего рода, долго служил испанскому королю (выделено мной - А. П.) в Милане, Неаполе, Нидерландах и в других местах; он весьма отважен, щедр, весьма тверд и человек большого сердца» [23, с. 48]. Очевидно, что Рели ценил не выражение института английского подданства, а службу королевской власти в ее рыцарском значении. Иначе его суждения о Беррео омрачились бы фактом долгого служения последнего испанскому королю.

В таком случае можем ли мы говорить о том, что на элитное пиратство XVI в. оказывала свое влияние рыцарская