Екатерина Сорочан

О специализации в торговле древесиной в

Византии IV-IX вв.

Рыночные отношения, существовавшие в Византии, придавали древесине значение жизненно важного товара, необходимого как строительный материал, топливо, сырье для ремесла, для изготовления средств производства, наземных и водных средств связи, общественных сооружений (мостов, укреплений и т.п.) [11, с. 144-153]. Надо отметить, что данная проблема до этого не была предметом специального исследования византинистов. Таким образом, актуальность данного исследования заключается в научной новизне раскрытия вопроса специализации в торговле древесиной. В связи с этим мы непосредственно будем ссылаться на нарративные, правовые, агиографические источнники, поскольку только они могут помочь раскрытию темы. Исходя из их состояния, можно попытаться выяснить специализацию в этой отрасли экономики

Дерево (xyle, xylon или просто materia) было постоянно в ходу у ромеев [6, с.70.11; 29, p.617; 32, p.736; 36, p.590.17], им дорожили как собственностью, потенциальным товаром. Порубка чужих деревьев наказывалась Земледельческим законом, Эклогой и последующими ее разработками штрафом в двойном размере от стоимости[3, гл. 57; 18, XVII.40; 19, XVII. 59]. Без древесины (xyleia) не смогло бы развиваться византийское кораблестроение, даже принимая во внимание то, что в "темные века" оно было занято изготовлением преимущественно небольших судов, какие повсеместно преобладали до XIV в.[15, с. 77-80]. А. Льюис высказал интересное предположение, что сам выбор места битвы при Фениксе в 655 г. у анатолийского побережья, густо заросшего кипарисами, из которых делали великолепные мачты судов, указывает на борьбу, завязавшуюся к этому времени между арабами и византийцами за корабельный лес, весьма важный для будущего судостроения обеих враждующих сторон[23, p. 57]. Лес, особенно далматинский, был в числе товаров наиболее активно обмениваемых с Западом[6, с. 150; 22, p. 488-489; 38, p. 73], а византийские источники (Consilium Constantinopolitanum, 636 г.) упоминают специализированных торговцев, занимавшихся поставкой древесины [32, p. 791].

Надо также учесть необходимость в различных производных из лесоматериалов - дубильной коре, древесном угле, поташе, который тоже извлекали из золы деревьев и применяли для приготовления жидкого мыла, некоторых видов стекла, в красильном, кожевенном, текстильном деле.

Самым распространенным сырьем для плетенок всегда считалась ива [37, v.7.7], но из ранневизантийских патериков (рассказов о жизне святых отцов-пустынников) V-VI вв. следует, что некоторые садовники разводили также специальный гибкий кустарник, прутья из которого продавали плетельщикам корзин и циновок, неплохо зарабатывавших на своем ремесле [13, c. 385-386; 17, col. 437].

Но главное, в чем нуждались любое поселение, город, крепость, было значительное количество топлива, необходимого как для обогрева, приготовления еды, так и для занятия большинством ремесел и промыслов. Климат IV-IX вв., очевидно, соотвествовал нынешним температурным режимам. Поэтому в северных районах Греции, Балкан, Малой Азии потребность в дровах для отопления была особенно велика, не считая расходов топлива на производственные нужды.

Сократ Схоластик повествует как епископ Филиппополя, Сильван, человек отнюдь не изнеженный, но худой телом, лишь три года сумел прожить во Фракии и, не имея сил переносить тамошние холода, переехал в Константинополь, а затем был рукоположен в Троаде, где было не столь зябко [12, c. 301 (VII. 37)]. Случалось, что резкие похолодания и снег с ледяным ветром разгоняли зрителей даже со столичного ипподрома, заставляя весь город молиться Богу, "...чтобы при наступающей непогоде сохраниться невредимыми" [12, c. 287 (VII. 22)]. Не случайно привычным образом византийской агиографии являлись скрывавшиеся от непогоды в портиках, мерзнувшие от дождя и стужи бедняки. Даже в южной Малой Азии с ее средиземноморским континентальным климатом наблюдались резкие перепады температур зимой и летом. "В Каппадокии стужа такая, -- соообщал автор анонимного ранневизантийского трактата, -что непривыкший к этой местности человек не может здесь жить, не прибегая к предосторожности" [11, c. 280]. Сосланный в городок Кукуз в провинции Армения II Иоанн Златоуст жаловался в своих письмах, что в снегопад горожанам приходилось сидеть в своих домах, "...как в заточении"; чтобы не мучиться от холода, в комнатах постоянно зажигали огонь, всячески загораживались коврами, а когда морозы донимали особенно невыносимо, большее время дня все вместе проводили в одной комнате у огня в дыму [5, столб. 590,595 (К Олимпиаде. IV)]. Ему вторил Феодорит Кирский, тоже отмечавший, что малоазийские богачи-аристократы, чтобы побороть холод, обставляли себя несколькими жаровнями[33, col. 663].

О том, насколько люты могли быть даже осенние холода, повествуют хронисты, вспоминая страшную стужу начала октября 763 г., когда Черное море покрылось льдом якобы почти 15-метровой толщины (30 локтей) на сто миль (около 160 км) от берега вплоть до Месемврии и Мидии, так что люди и животные могли переправляться по морю от Хазарии и Болгарии, а отколовшиеся льдины плавали у побережья Понта и у стен Константинополя[26, p. 67-68; 35, p. 434]. Никифор уточнил, что это было странное и необыкновенное явление для морской воды, сделавшее Понт несудоходным, но не столь удивительное для пресных вод. Не вызывал удивления и шедший снег. В таких условиях дрова, вязанки хвороста (xyla, yle, phortia) [4, гл. 39; 7, c. 187. 15; 8, гл.53. 395,400, с. 266] становились вполне обычной, обиходной вещью, спрос на которую не падал в течение многих месяцев в году. Как и древесный