но остававшиеся лишь формально национальными институты»[6, с. 282]. Но Г. Косач считал возможным создание такого государства при условии «.построения регионального центра. деятельность такого центра могла быть успешной только в том случае, если он был способен создать систему иерархической подчинённости перифирии уже существующего территориального пространства, представленной иными партиями, организациями или движениями »[6, с. 282]. Таким стержнем и стала новая фракция во главе с Х. Асадом. При этом автор, опять таки, не развивает мысль о положении алавитской общины во внутриполитической системе страны, а, напротив, углубляется в «политическое поле «Исправительного движения»» [6, с. 283], не учитывая конфессиональный характер его представителей. А ведь на протяжении всего этапа новейшей истории Сирии создававшиеся на её территории партии и движения всегда были тесно связаны с той или иной этнической или конфессиональной группой населения. Не учитывать этого фактора - означает подменять политическую действительность Сирии европейскими реалиями.
В целом же, идея построения в Сирии национального государства в его европейском варианте не выдерживает критики. Во-первых, в Сирии нет места длительной политической традиции построения такого государства. Нет чёткой идеи национального самоопределения, как это было в Иране. Ведь Сирия была искусственно создана в период французского мандата. Именно в этом проблема идентичности Сирии. Не следует забывать, что в восточном обществе понятия «нация», «национализм», как впрочем и «демократ», «консерватор» или «социалист», чаще не более чем внешняя пропагандистская оболочка для публичных дискуссий, тогда как в решающие моменты включаются традиционные механизмы. Одним из важнейших таких рычагов является клановая общность, которую Х. Асад так бережно сохранял. Контроль Асада над системой во многом обеспечивался за счёт использования патронажной общественно-политической сети, базирующейся на семейных, племенных, конфессиональных и земляческих связях. Одновременно практиковалась институализированная форма авторитаризма, основанная во многом и на личном авторитете президента. В тоже время Сирия не была в прямом смысле этого слова тоталитарным государством. Власть никогда не пыталась управлять обществом исключительно на основе идеологии, как указывали некоторые зарубежные исследователи. Прерогатива принятия ответственных решений однако всегда принадлежала Асаду, поэтому историки, например, В. М. Ахмедов, называют форму его правления «мягко-авторитарной», а его именуют «президентом-вождём» [2, с. 24].
В. Н. Саутов - единственный на постсоветском пространстве исследователь, который занимается спецификой алавитской общины, рассмотрением её религиозно-философских догм. Он считает, что «Баасистский вариант панарабской идеологии, в точении почти сорока лет с момента прихода ПАСВ к власти в Сирии определявший основные направления её внешней и внутренней политики, играл ведущую роль в ходе поиска наиболее адекватной местным условиям основы национального единства, способной сплотить общество» [11, с. 6]. И этот «баасистский вариант» в действительности очень далек от европейской национальной идеи. Это - инструмент борьбы за политическое преобладание, в котором идеология составляет лишь внешнюю оболочку.
Мифологизируя реальность возникновения территориально - государственных образований, представители выходивших вперёд поколений политиков наносили удар по политическим системам, создававшимся прежними политическими лидерами. По словам М. Сеймура, действия представителей этих новых поколений политиков, выходцев из ранее маргинальных групп населения, развивались под лозунгами национализации и национализма. Он писал, что «национализация - стала ответом тем, кто пытался использовать собственное благоприятное экономическое положение ради того, чтобы и дальше управлять страной» [16, р. 12]. В свою очередь «национализм стал орудием тех, кто выступил против дальнейшей феодализации государства, против монопольного обладания кучкой людей каналами контактов с внешним миром, против господствовавших в местном обществе сил и заимствованных извне идей». [16, р. 13].
Применительно к Сирии это означало, что сторонниками «национализма» в ней были, прежде всего, выходцы из алавитской среды, занявшие центральные позиции в партийно-государственной структуре. Возникшая ситуация означала, что их положение, легитимировавшееся, по словам В. Н. Саутова, ссылками на традиционную для Сирии общенациональную идею панарабского толка, и представляемая ими конфессиональная группа образовали стержень, вокруг которого стало формироваться долгожданное национальное единство.
Не случайно, основатели баасизма, среди которых были люди различных вероисповеданий (М. Афляк - православный христианин, З. Аль-Арсузи - алавит, С. Ад-Дин Битар - суннит), стремясь привлечь максимум сторонников, выдвинули идею «Единения всех сирийцев, невзирая на конфессии» [8, с. 48]. При этом, с одной стороны, баасисты пытались придать своему учению светский характер, поставив его над религией, по поводу чего М. Афляк заметил: «Арабы не хотят, чтобы их национализм носил конфессиональную окраску, так как религия. не является связующим звеном нации, а напротив, может вносить распри в единый народ.» [3, с. 104]. Таким образом преследовалась цель охватить всё общество, не отпугнув от баасизма ни одну конфессию. Ведь до баасистов сделать религию «сугубо частным делом каждого человека» пытались в своих лозунгах подлинные сирийские националисты, декларировав «отделение религии от государства» первым «реформаторским принципом» Программы СНСП. [10, с. 8] Однако этот шаг оттолкнул от них основную массу верующих.
Конституция 1973 г. зафиксировала принцип «свободы совести» при «уважении государством всех религий и вероисповеданий» (пункт 1 статьи 35) [14]. Президент Х. Асад в своих обращениях к нации придерживался единой формы обращения - «сирийцы» [1, с. 137].
Что касается пути на исламизацию страны, то в этом случае А. А. Игнатенко и Н. В. Жданов правильно отмечали, что ««инструментальный» подход правящих режимов к исламу реализуется как на