В контексте реакции царизма на сведения о "польской измене" казаков, подкрепляемые из разных источников, следует рассматривать риторику и содержание грамоты на Дон от 14 октября 1685 г., присланной в Войско 6 ноября того же года. В частности, казакам указывалось на факт неоднократного напоминания им о запрете сношений с запорожцами и польским королем. В Москве стало известно, что 30 июня Войско Донское отправило ответ на письмо кошевого Г. Еремеева, а также вступило в переписку с польским королем [6, л.5]. Подробности имевшейся у Москвы информации (относительно содержания письма королю) заставляют полагать, что факт переписки действительно имел место. Далее Войско упрекалось в том, что "ведая у него короля войну с неприятели, с азовцы розмирились и ходили конницею в походы, и мужиков брали, также и судами на море ходили тысячи с четыре, и воинской промысл чинили и суды брали, и всякую помешку их войне [т.е. со стороны турок-османов. - Д.С.] с полским королем [Яном III Собесским. - Д.С.] чинили." [6, л.5]. Подтверждением переписки Войска Донского с Запорожьем служил текст соответствующей отписки с Дона на Сечь, перехваченной Москвой. Очевидно несомненное раздражение царизма такой позицией Войска, которому прямо заявлялась следующая позиция: казакам не то что помогать королю, но "мыслить о том не годилось, потому что у нас. с турским салтаном и с крымским ханом учинен мир" [6, л.6-7].

Наконец, Москва напоминала Войску о прежних практиках соблюдения казаками крестного целования и о факте неслучайной "прибавки" им жалованья - как раз в связи с запретом ходить в походы на владения султана и хана после заключения Бахчисарайского договора. В заключение Москва повелевала немедленно направить в столицу переписку Войска с королем и запорожскими казаками - "потому что о всем о том, какие у вас с Полским королем есть ссылки и для чего. нам. подлинно известно". Обращает на себя внимание, что примерно в то же время из Москвы были направлены гонцы в Крым - с сообщением хану Селим-Гирею I о самовольных действиях донских казаков и уверениями правителя Крыма в дальнейшей дружбе. Набеги донских казаков на владения хана, действовавших порой в союзе с запорожцами, вызвали дальнейшее продолжение дипломатической переписки Москвы и Бахчисарая - в т.ч. по поводу возвращения хану его подданных [1, с.138].

Позже казаки писали в своей отписке, что "королевский лист" (впрочем, лишь один из числа документов, интересовавших Москву) они отправили с атаманом Я. Даниловым и казаками еще 21 октября 1685 г., обещая, что впредь не станут "ссылатца" с королем. Звучали также заявления о том, что рядовым казакам запрещено под страхом смерти уходить с Дона на службу к польскому королю. Наконец, Войско отрицало обвинение в "опасной" переписке с запорожцами - "толко писали. чтоб нам с ними во вражде не бытии" [6, л.14]. Из рассказа же толмача И. Никитина в Москве, отправленного ранее на Дон с грамотой от 14 октября, следует, что в кругу казаки отрицали уход казаков с Дона. Любопытно, что на круге тогда присутствовали будущие активные деятели "донского раскола" - П. Сергеев, С. Лаврентьев, К. Матвеев (Чюрносов), Л. Федоров, фигурирующие в документе как старшины. В приватном же разговоре с толмачом Ф. Минаев заявил, что пытался отговорить казаков от "розмира" с ханом и султаном - "толко де они ево не послушали, потому что много голудбы и наброду." [6, л.17].

Крайне важно, что тогда же Минаев подтвердил факт ухода части казаков к королю, потом якобы вернувшихся - из опасения подвергнуться репрессиям со стороны Войска. Не менее важны его слова о слухах и настроениях среди казаков, - готовых либо к походу на следующий год на Волгу, либо вновь к найму на королевскую службу. Впрочем, "голудба" не исключала и возможности похода против азовцев - "потому что кроме того кормитца и зипуна добыть негде." [6, л.6-7]. С другой стороны, принять меры к восстановлению мира с азовцами казаки не возражали - но для договора о мире сами они никого из Войска отправлять в Азов не желали [7, с.з61]. Интересно, в какой именно парадигме рассуждают здесь донцы - и Россия, и Азов, и само Войско явно рисуются им отдельными договаривающимися сторонами; причем отношения с Азовом казаки склонны рассматривать в контексте своих "собственных" проблем.

В ноябре 1685 г. Москва принимала станицу атамана Я. Данилова и есаула Н. Нефедова. Из представленной казаками войсковой отписки узнаем о затребованных еще раньше царями татарине "Есенееве сыне" ("Борачке", как сказано в другом документе) и казаке Григории, бывших на службе у польского короля Яна III, а также о столь разыскиваемом "королевском листе" [8, л.1]. Оказалось, что еще в марте 1685 г. указанные лица оказались в "Волоской земле". Участвуя в боях против турок и крымцев, они были замечены самим королем Яном III, и даже попали на две недели в Варшаву. Оказав выходцам с Дона самый достойный прием, "пустил их король на Дон в Войско с листом своим и словесно приказывал, чтоб [казаки] прислали к нему на помочь, войска" [8, л.9]. Впрочем, "героев"