умершего [5, 1984, с. 21].
Другое вероятное назначение магического использования оружия- символическое прокалывание врага в случае насильственной смерти, своеобразный акт отмщения. Хотя, как известно, в таком случае оружие втыкалось лишь острием вниз. Причем далеко не обязательно точно в тело погребенного. Возможно, также, при этом оружие исполняло роль жертвоприношения божеству, или умершему, как герою. Также, культ героя был характерен для скифского общества, как и, в целом для кочевых социумов. Вполне вероятно, что таким образом потомки умершего пытались сохранить в роду его магическую силу.
Наконечник копья был обнаружен в к. 25 п. 1 (Рис. 2.1). Его длина составляет 36 см., внешний диаметр втока - немногим более 3 см.
Он относится ко 2 типу II отдела - наконечники с остролистым пером без ребра по А. И. Мелюковой. В обобщающей работе «Вооружение скифов» учтено 60 наконечников данного типа из курганов степной и лесостепной Скифии. Их наиболее ранние находки относятся к рубежу V - IV вв. до н.э. В IV в. они уже практически полностью вытесняют лавролистные наконечники, что объясняется большей эффективностью копий с узким и длинным пером [10, 1964, с. 42].
Подобные наконечники распространены были на Правобережье Днепра [10, 1989, с. 118] и Среднем Дону [7, 2005, с. 19]. Боевая функция данного копья может определяться в совокупности с сопутствующими фактами. Немаловажным является то обстоятельство, кем применялся этот вид оружия, и какое значение он имел для войска. Судя по параметрам данного копья таким образцом могли пользоваться легкие пехотинцы, то есть выходцы из малоимущих слоев населения.
Наличие среди погребального инвентаря втоков (Рис. 2.2) также является устоявшейся традицией. Так, в Песочинском курганном могильнике было обнаружено 23 экземпляра. При этом втоки в большинстве случаев находились в захоронении вместе с целыми наконечниками копий или дротиков [2, 2005, с. 86]. В данном случае, исходя из его малых пропорций, можно предположить, что, это - вток дротика классического периода. Более точно датировать этот артефакт нельзя, так как втокам никогда не уделялось достаточно внимания в силу их скудной информативности. Возможно лишь указать тенденцию уменьшения со временем их длинны по отношению к длине шейки наконечника дротика.
Отношения степных и лесостепных скифов далеко не всегда были мирными. Об этом свидетельствует наличие хорошо укрепленных городищ в среднем течении Северского Донца и практически полное их отсутствие в нижнем течении [20, 1962, с. 192]. Сомнительным является утверждение о политической зависимости лесостепных земледельцев от кочевников, ведь далеко не все племена «Великой Скифии» поддержали собственно скифов в войне против Дария (512 г до н.э.). Наоборот, при вторжении персидской армии, их вожди самостоятельно собирались на совещание и принимали решения. Б. А. Рыбаков отождествляет один из трех отрядов, сражавшихся с Дарием, под командованием царя Таксакиса, с лесостепными гелонами, будинами и борисфенитами [14, 1979, с. 175]. Меланхленов же, с которыми исследователи отождествляют население бассейна Северского Донца [Бабенко, 2003, с. 32], Геродот не упоминает в числе «антиперсидской коалиции». После триумфа скифов, их международный авторитет, равно, как и притязания, значительно возросли, что не могло не привести к напряжению отношений с северными соседями, не поддержавшими их в антиперсидской кампании.
Не удивительно, что начиная с V в. до н.э., повышается военная активность жителей северскодонецкого региона. Здесь возникают новые городища, повышается процент погребений с оружием. Археологические данные позволяют считать, что местное население жило патриархально - родовыми общинами, которые находились на стадии разложения. В эллинистическую эпоху особенно оживляется обмен с греческими городами Северного Причерноморья, который нарушал замкнутость патриархального коллектива и способствовал имущественной дифференциации.
На фоне этих событий маловероятным выглядит предположение о попадании в зависимость населения Лесостепи, когда степные кочевники полностью овладели Северным Причерноморьем и, якобы, установили контроль над торговлей земледельцев и греческих городов- колоний. На то время существовали пути, независимые от кочевников, как на запад, так и к античным поселениям. Более того, сами кочевники были заинтересованы в существовании устоявшихся торговых связей между своими северными и южными соседями [21, 2003, с. 49]
Военный паритет между Степью и Лесостепью позволил не только соперничать родственному населению двух культурно-исторических регионов, но и сотрудничать. Это в дальнейшем, в позднескифский период, и привело к частичному взаимопроникновению населения в соседнюю область с последующей ассимиляцией. Особенно этот процесс ускорился вследствие активизации разложения родоплеменного строя у степных скифов. Разорявшиеся кочевники, чтобы хоть как-то прокормить себя, вынуждены были, оседать в лесостепи.
В связи с этим, после двухлетних исследований можно предположить, что памятник по себе оставила разорившаяся группа кочевого населения. Таким образом, напрашивается вывод об определённой "скифизации" части северскодонецкого населения в IV вв. до н. э. Данный процесс проходил при незначительной инфильтрации рядового скифского населения в местную среду [3, 1998, с. 143]. Эти степняки обеднели вследствие естественного разложения родоплеменного строя и затем переселились в лесостепь, где и осели. Здесь наблюдается изживание их погребального обряда и ассимиляция. На это указывает традиция двух погребений под одной насыпью и незначительные размеры последних, то есть можно предположить о постепенном переходе к грунтовым могильникам.
Широтная ориентировка могил и погребённых, наличие ровиков вокруг курганов, обычай втыкать оружие в дно могилы (к. 26 п. 2), наличие мясной пищи