УДК 155.9 

Белая О.Н.

| ОПЫТ ПРАКТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ВОЗМОЖНЫХ ОСНОВАНИЙ АРТ-ТЕРАПИИ

Статья презентует попытку установить собственные основания арт- терапии и ее эффектов. Гипотезу создания пространственного измерения субъективного смысла в среде терапевтической коммуникации демонстрировано на материалах контролированного вмешательства согласно четко сформулированного протокола и на коротком клиническом примере. Позитивные результаты, которые были достигнуты, свидетельствуют о вероятном подтверждении этой гипотезы.

Ключевые слова: психотерапия, арт-терапия.

Стаття презентує спробу встановити власні підгрунтя арт-терапії та її ефектів. Гіпотезу створення просторового виміру суб'єктивного сенсу у середовищі терапевтичної комунікації демонстровано на матеріалах контрольованого втручання згідно чітко визначеного протоколу та на короткому клінічному прикладі. Позитивні результати, яких було досягнуто, свідчать про ймовірне підтвердження цієї гіпотези.

Ключові слова: психотерапія, арт-терапія.

The article presents an effort of establishing the proper grounds for art therapy and its effects. The hypothesis of creating a spatial dimension of the subjective meaning within the therapeutic communication is demonstrated with a controlled intervention under the strict protocol provided and with a brief clinical vignette. Positive results obtained suggest some preliminary substantiation of the hypothesis.

Key words: psychotherapy, art-therapy. Арт-терапия с использованием средств визуальных искусств, и, в частности, рисования и живописи, занимает достаточно прочное место в арсенале доступных практическому психологу интервенций. Накоплен достаточный исторический опыт применения различных арт-тера- певтических методик, существуют попытки разработать инструменты для формализованной оценки художественной продукции клиента психолога и пациента арт-терапевта.

Едва ли кому-нибудь придет в голову подвергать сомнению практическую эффективность терапевтических арт-интервенций, независимо от используемой в арт-терапевтическом процессе художественной практики или техники. Как справедливо замечает С.А. Тонг [9, с. 52], никто уже не спрашивает: «искусство ли это?», вместо этого спрашивают: «терапевтично ли это?» Хотелось бы присоединиться к так поставленному вопросу.

Безусловный целительный потенциал искус - ства предполагает некоторую потенциальную терапевтичность, хотя бы потому, что, по меткому замечанию И.Канта, искусство учит мышлению за другого, что, как минимум, способствует размыканию хорошо известной эгоцентричности невротика и преодолению аутичности процессуального больного и социально-когнитивных трудностей дементного пациента. Блестящая терапевтическая работа А.И. Захарова с детскими страхами [2], несмотря на выраженный суггестивный компонент, указывающий на то, что в структуре терапевтического эффекта присутствует, помимо собственно арт-терапевтической работы, еще и некая иная терапевтическая модальность, тем не менее, наглядно демонстрирует эффективность арт-терапии даже для такого сложного возрастного контингента. Портретный метод Назлояна доказал свою эффективность для длительно текущих случаев шизофрении.

Эти успехи арт-терапевтических интервенций сами по себе неудивительны. Хорошо известно, что любой слабоструктурированный кортеж стимулов может служить и диагностическим инструментом, и медиатором терапевтической интерпретации. Не менее хорошо известно также, что любая экстернализация клиентом (пациентом) патогенного содержания, поскольку она не является непосредственным acting-out, является одним из универсальных и эффективных инструментов терапевтического воздействия. Можно было бы согласиться с Л. МакКарли, что, пожалуй, важнейшей проблемой в области арт- терапии остается нехватка подготовленных арт- терапевтов. Представляется, однако, что сравнительная недостаточность, качественная и количественная, корпуса арт-терапевтов, является сама по себе симптомом некоторого другого состояния в области арт-терапии. Это состояние, отмеченное, в частности, в одном из наиболее известных руководств по арт-терапии [6, с. 37], где подходам с отчетливыми методами и техниками отдается предпочтение перед более теоретическими по своей природе подходами, является в некоторой мере наследием - или проявлением - возникшего на сравнительно ранних этапах развития психологии как самостоятельной дисциплины и транслируемого до сих пор, от бихевиористов через гештальт-традицию, страха перед серьезным теоретическим исследованием оснований практических успехов. Атеоретизм приводит, в лучшем случае, к симптомно-ориентированной терапевтической работе, что отразилось, между прочим, в определении возможностей арт- терапии по версии Американской Арт-терапев- тической Ассоциации: арт-терапия основана на уверенности в том, что творческий процесс художественного самовыражения помогает людям разрешать конфликты и проблемы, управлять поведением, снижать стресс и повышать самооценку.

Нашей задачей было обнаружить собственный терапевтический потенциал арт-терапев- тической интервенции. Для решения этой задачи в качестве теоретического каркаса была использована семиотическая культурная антропология, наиболее адекватно представленная в работах М.М. Бахтина и ее психотерапевтические адаптации, попытка которых делалась, в частности, в работах В.Н. Бородулина и А.К. Васильева [1; 10; 11; 12], и, в несколько ином ключе, в работах финского психиатра и психотерапевта Й. Сейккула [7; 8] и др. [3]. Эта концепция предполагает, что в процессе (терапевтической) коммуникации клиент (пациент) не выражает (тем более, не отражает) некоторое переживание (тем более, внешний мир), но всякий раз впервые и заново создает некоторое смысловое поле, внутри которого и совершается (психотерапевтическая) работа коммуникации. Интересно, что подобного же взгляда во многом придерживается Г. Бенедетти [5], см. также [4] в своих работах, посвященных психотерапии шизофрении.

С этой точки зрения арт-терапевтическая интервенция должна быть рассмотрена как особого рода коммуникация, в процессе которой создается особая смысловая реальность. Успешность арт-терапевтической интервенции будет зависеть от понимания, прежде всего терапевтом, какого именно рода реальность (или «часть», «элемент», «измерение» реальности) создается в визуальных искусствах. Известный художник Ю. Фесенко (частная беседа) высказал мнение о том, что единственным предметом, изображаемым художником, является пространство. Опираясь на это экспертное суждение, можно было бы предположить, что та «часть», «элемент», «измерение» смысловой реальности, которое создается в процессе арт-терапевтической интервенции как ее собственное, только