если в них содержались запрещения - широкое поле для претворения в жизнь все той же бессмертной формулы: "тащить и не пущать."
Футлярность как свойство человеческого характера, таким образом, выходит далеко за пределы поведения личности в быту: оно отражает целое мировоззрение, весьма опасное для общества, томившегося под гнетом полицейского - бюрократического режима. И когда мы думаем об этом, то в профессии Беликова - в обучении детей древним, мертвым языкам - нам чудится зловещий оттенок. "И древние языки, которые он преподавал были бы для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительности", - поясняет свой рассказ о Беликове его сослуживец Буркин, тоже учитель. По истории судьбы культура античного мира придает облику этого словесника особый колорит не богатым содержанием, которое бережно хранит человечество в течении многих веков, а своим величайшим несчастьем - тем, что она погибла. И парадоксально: чувство страха, обычно являющегося признаком слабости человеческого духа, становится активно вредной для общества силой.
Но Чехов не был бы Чеховым, если бы изобразил в одном психологическом состоянии. Его герои всегда меняются в коде событий. Изменился и Беликов под влиянием тусклого, робкого огонька - подобия любовного чувства, вспыхнувшего в его душе при встрече с хохотушкой Варенькой. Но желание женитьбы обернулось для него смертью.
Сброшенный с лестницы учителем Коваленко, братом Вареньки (не выдержавшим очередной правоучительной тирады "человека в футляре" и угрозы доноса), Беликов покатился вниз вместе с колошами. Роковой исход наступил незамедлительно. Беликов не смог пережить публичного позора - хохота Вареньки, в этот миг вошедшей в дом вместе с двумя дамами.
Беликов вернулся к себе, лёг и больше не вставал. Это смерть - расплата за ложное, мертвенное мировоззрение, потому в ней нет ничего трагического. Не даром лицо Беликова в гробу "было кроткое, приятное, даже весёлое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет." Гротеческое сравнение!
Иначе складывается и внутренний облик учителя словесности Никитина, и его отношения с внешним миром. В центре фабулы и здесь женитьба героя. Никитин проходит сложный петь в своих отношениях с Манюсей Шелестовой и её семьёй.
Но вот настал вечер большого проигрыша в карты, и чья-то фраза о том, что у него денег куры не клюют, круто изменили направление мыслей Никитина.
С этой минуты для героя покой был потерян. Никита понял, наконец, что он учитель, воспитывающий детей, уподобился чиновникам, тупо исполняющим свои обязанности. Прозрение пришло к нему в весенний день, когда было слышно пение скворцов, а в его кабинете, куда он заперся от домашних, сквозь оконные стекла прямо на письменный стол падали горячие лучи мартовского солнца. Природа, как это часто бывает у Чехова, помогает герою осознать свои ошибки и найти своё подлинное место в жизни. Рассказ кончается тем, что герой записывает новые мысли в дневнике и твёрдо решает: "Нет ничего страшнее оскорбительнее, тоскливее пошлости. Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!"
В обоих историях учителей гимназии общение с окружающим миром для героев оборачивается испытанием их нравственных сил. И то, что Беликов, подчинивший себе чуть ли не весь город, оказывается потом поверженным, столь же закономерно, как и то, что Никитин, завороженный красотой жены и угодным бытом Шелестовых, в один прекрасный день поднимается над этим бытом и внутренне порывает с ним.
Разные судьбы, разное отношение героев к миру, но едино нравственная позиция автора, утверждающего: человеку свойственно стремление к высокой цели и насилие над собственной природой обходится ему дорого.
Никитин, остановившийся перед новой жизненной дорогой, и Беликов, чей жизненный путь оборвался, - оба не достигли старости. Но и многие другие герои Чехова, если и не часто бывают онегинского и печеринского возраста, то редко относятся к старому поколению, может быть потому, что художник, создавший их, сам прожил сравнительно недолго, всего 44 года.
III.2. Проблема человеческого счастья
Чеховское отношение к проблеме человеческого счастья неотделимо от него общих суждений о современной действительности, его представления од долге и призвании человека. Он против того, что принято называть счастьем, потому, что стремление к этому счастью есть путь к успокоенности и довольству, безоговорочному принятию господствующих нравственных норм. Надо стремится не к счастью, говорит Чехов, а к правде и добру. "Счастья нет, - утверждает в "Крыжовнике" Иван Иванович, - и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом." А. Чехов. Крыжовник // А. Чехов. Избранные произведения: в 2-х томах. – Т.1. – М.: Худ. литерат., 1986. – С. 44
Не следует только думать, что, отбрасывая мысль о человеческом счастье, Чехов тем самым выступал за самоограничение человека, подавление естественных человеческих чувств и стремлений. На против, "по мнению Чехова, это господствующее понятие о счастье и благополучии ведет к крайнему обеднению жизни людей. Утверждение, что счастья нет и не должно быть, было подсказано Чехову современной социальной действительностью, которая уготавливала человеку лишь обывательское счастье бесцветного, мертвенного существования. Вполне понятно, что настоящая, содержательная человеческая жизнь оказывалась в этих условиях не в ладу с личным счастьем." Бердников Г. А.П. Чехов. Идейные и творческие искания. – М.: Худ. литература, 1984. – С. 402 Убеждение, что счастья нет,