кровь его и тело увянувшю, яко цвету нову процветшю, яко агньцу заколену, и рещи бяше, стояще над ним, вникнущи в помыслы души своей: увы мне! что створих, и пождав его безумья, света сего ме-четнаго кривости ради налезох грех собе, отцю и матери слезы», т. е. Владимир взывает к общечеловеческим чувствам своего врага, он говорит ему, что бы тот испытал, увидев перед собою тело уби-того сына, призывает его «вникнуть» в помыслы своей души.

Желая добра «братьи» и «Русьскей земли», Владимир говорит о своем примирении с Олегом и только просит его освободить свою сно-ху (жену Изяслава) «да с нею кончав слезы, посажаю на месте и ся-деть аки горлица на сусе древе желеючи, а яз утешаюся о бозе».

Поэтический образ тоскующей горлинки прочно связан с традици-ей устной народной поэзии и свидетельствует о поэтическом восприя-тии жизни Владимиром.

Письмо Владимира Мономаха Олегу Черниговскому дополняло «Поучение» и, возможно, было присоединено к нему самим автором. В нем было ярко показано торжество общегосударственного долга над личным чувством убитого горем отца.

В стиле «Поучения» легко обнаруживаются, с одной стороны, книжные его элементы, связанные с использованием Владимиром ли-тературных источников, а с другой — элементы живого разговорвого языка, особенно ярко проявляющиеся в описании «путей» и тех опас-ностей, которым он подвергался во время охоты. Характерная осо-бенность стиля «Поучения» — наличие отточенных, простых и ярких легко запоминающихся афористических выражений.

В целом «Поучение» и письмо ярко раскрывают облик незауряд-ного государственного деятеля русского средневековья, человека, в котором ярко воплотился идеал князя, пекущегося о славе и чести родной земли 1«

ЖИТИЙНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Появление оригинальной агиографической литературы было свя-зано с общей политической борьбой Руси за утверждение своей рели-гиозной самостоятельности, стремлением подчеркнуть, что Русская земля имеет собственных предстателей и ходатаев перед богом. Окру-жая личность князя ореолом святости, жития содействовали полити-ческому упрочению основ феодального строя.

Образцом древнерусского княжеского жития является анонимное «Сказание о Борисе и Глебе», созданное, по-видимому, в конце XI — начале XII в., но дощедшее до нас в списках XII в. В основу «Ска-зания» положен исторический факт убийства Святополком своих младших братьев Бориса и Глеба в 1015 г. Этот факт был зафиксиро-ван летописью в форме исторического сказания. Когда в 40-х годах XI в. Ярослав добился канонизации византийской церковью убитых братьев, потребовалось создание специального произведения, которое бы прославило «подвиг» страстотерпцев и мстителя за их гибель Ярослава. На основе летописной повести в конце XI в. и было напи-сано неизвестным автором «Сказание о Борисе и Глебе».

Автор «Сказания» сохраняет историческую конкретность своего источника: он подробно излагает все перипетии, связанные с злодей-

ским убийством Бориса и Глеба. Как и летопись, «Сказание» резко осуждает убийцу — «окаянного» Святополка и выступает против братоубийственных раздоров, отстаивая патриотическую идею един-ства «Русской великой страны».

Историзмом повествования «Сказание» выгодно отличается от ви-зантийских образцов агиографической литературы. Кроме того, оно несет важную политическую идею родового старшинства в системе княжеского наследования. «Сказание» подчинено задаче укрепления феодального правопорядка, прославлению вассальной верности: Бо-рис и Глеб не могут нарушить верности по отношению к старшему брату, который заменяет им отца. Борис отказывается от предложе-ния своих дружинников силой захватить Киев. Глеб, предупрежден-ный сестрой Предславой о готовящемся убийстве, добровольно идет на смерть, сохраняя верность по отношению к старшему брату. Так-же прославляется подвиг вассальной верности слуги Бориса — отро-ка Георгия, который своим телом прикрывает князя.

«Сказание» не следует традиционной композиционной схеме жи-тия, обычно описывавшего всю жизнь подвижника — от его рожде-ния до смерти. Оно излагает лишь один эпизод из жизни своих геро-ев — их злодейское убийство. Борис и Глеб изображаются идеаль-ными христианскими героями-мучениками. Они добровольно прини-мают «мученический венец». Прославление этого христианского под-вига выдержано в манере агиографической литературы. Автор ус-нащает повествование обильными монологами — плачами героев, их молитвословиями, которые служат средством выражения их благо-честивых чувств. Монологи Бориса и Глеба выдержаны в традициях церковной литературы. Они не лишены образности, драматизма и известного лиризма. Таков, например, плач Бориса по умершему от-цу Владимиру:

«Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бръздо уности моее, наказание педоразумия моего! Увы мне, отче и господи-не мой! К кому прибегну! К кому възьрю? Къгде ли насыщюся тако-вааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како зайде свете мой, не сущу ми ту!..»

В этом монологе широко использованы риторические вопросы и вос-клицания, характерные для церковной ораторской прозы, и в то же время в монологе отразилась и образность устного народного плача, что придает ему определенную лирическую тональность, позволяет ярче выразить чувство сыновней скорби.

Исполнено глубокого драматизма слезное обращение Глеба к сво-им убийцам.

«Не пожьнете мене, от жития не съзьрела! Не пожьнете класа, не уже съзьревъша, нъ млеко безълобия носяща! Не порежете лозы, не до коньца въздрастъша, а плод имуща!»

Благочестивые размышления, молитвы, плачи, которые вкладывают-ся в уста Бориса и Глеба, служат средством раскрытия внутреннего мира героев, их психологического состояния.

Многие монологи герои произносят «на уме си помышляя», «гла-голааше в сердци своем». Эти монологи — плод авторского воображе-ния. В них своеобразно переданы благочестивые чувства, помыслы идеальных героев. В монологи включены цитаты из Псалтыри, Пари-мийника.

Психологическое состояние