- уже больше не Оно. Власть исключительности захватила меня.

При этом мне нет нужды отказываться ни от какого из способов, которыми я

рассматривал дерево. Чтобы видеть, мне не требуется закрывать глаза на

что-либо. Нет никакого знания, которое мне следовало бы забыть. Напротив

того, все: образ и движение, вид и экземпляр, закон и число - все

нераздельно объединяется здесь.

Здесь все, что присуще дереву, его форма и его механика, его краски и его

химия, его беседа с элементами и его беседа со светилами - и все это в

единстве целого.

Дерево - не впечатление, не игра моей фантазии, не источник настроения -

оно телесно противостоит мне и имеет со мной дело, как я с ним, - только

по-другому.

Не пытайтесь выхолостить смысл отношения: отношение есть взаимность.

Так что же - оно, дерево, имеет сознание, подобное нашему? Этого я не

знаю. Но не пытаетесь ли вы снова думая, что это вам удастся, - разложить

на части неделимое? Мне противостоит не душа дерева и не дриада, а само

дерево.

* * *

ЕСЛИ Я ОБРАЩЕН К ЧЕЛОВЕКУ, как к своему Ты, если я говорю ему основное

слово Я-ТЫ, то он не вещь среди вещей и не состоит из вещей.

Он уже не есть Он или Она, отграниченный от других Он и Она; он не есть

точка, отнесенная к пространственно-временной сетке мира, и не структура,

которую можно изучить и описать - непрочное объединение обозначенных

словами свойств. Нет, лишенный всяких соседств и соединительных нитей, он

есть Ты и заполняет собою небосвод. Не то чтобы не было ничего другого,

кроме него, но все другое живет в его свете.

Как мелодия не есть совокупность звуков, стихотворение - совокупность

слов и статуя - совокупность линий; но надо раздирать на куски, чтобы из

единого сделать множественное, - так и с человеком, которому я говорю Ты.

Я могу извлечь из него цвет его волос, или окраску его речи, или оттенок

его доброты, - мне придется делать это вновь и вновь; но вот я сделал это

- и он уже больше не Ты.

И как молитва не совершается во времени, но время течет в молитве,

жертвоприношение не совершается в пространстве, но пространство пребывает

в жертве - а кто обращает отношение, тот уничтожает реальность, - так и я

нахожу человека, которому говорю Ты, в каком-либо однажды и где-то. Я

могу соотнести его с временем и местом - и мне придется делать это вновь

и вновь, - но уже не с моим Ты, а с некоторым Он или Она.

Пока распростерт надо мной небосвод Ты, ветры причинности сворачиваются

клубком у моих ног, и колесо судьбы останавливается.

Человека, которому я говорю Ты, я не познаю. Но я нахожусь в отношении к

нему, в святом основном слове. И, только выйдя из этого отношения, я буду

снова познавать его. Знание есть отдаление Ты.

Отношение может существовать и в том случае, если человек, которому я

говорю Ты, не слышит этого, поглощенный познанием. Ибо Ты больше, чем

знает Оно. Ты совершает больше и претерпевает больше, чем знает Оно. Сюда

не проникает никакая ложь: здесь - колыбель Подлинной Жизни.

* * *

ВОТ ВЕЧНЫЙ ИСТОЧНИК ИСКУССТВА: к человеку подступает образ и хочет через

него воплотиться, сделаться произведением. Не порождение его души, но

видение, подступающее к ней и требующее от нее творческого воздействия.

Оно ждет от человека сущностного акта: совершит он его, скажет своим

существом основное слово явившемуся образу - и хлынет творящая сила, и

родится произведение.

Жертва и риск заключены в этом акте. Жертва: бесконечность возможностей,

приносимых на алтарь образа; все, что в этот миг проносится, играя, через

поле зрения, нужно полностью отбросить, ничто из этого не должно

проникнуть в произведение; так велика исключительность предстающего

передо мной. Риск: основное слово может быть сказано лишь всем существом;

кто отдает себя этому, не смеет ничего утаить; творение не потерпит (как

дерево или человек), чтобы я ускользнул отдохнуть в мире Оно; творение

властвует надо мной, и если я не служу ему как должно, оно разрушается -

или разрушает меня.

Образ, который выступает мне навстречу, я не могу ни познавать, ни

описывать; только воплотить могу я его. И все же я вижу его, сверкающий в

лучах предстающего передо мной, яснее всей ясности познанного мира. Не

как вещь среди "внутренних" вещей, не как "плод воображения", но как

Настоящее. Если проверить предметность образа, окажется, что "здесь" его

вовсе нет; но чье присутствие в настоящем может быть подлиннее? И

отношение, в котором я нахожусь к нему, - истинное отношение: он

действует на меня и я действую на него.

Создавать - значит черпать, изобретать - значит обретать, выражать -

значит обнаруживать. Воплощая, я раскрываю. Я перевожу образ в мир Оно.

Созданное произведение есть вещь среди вещей, которую можно познавать и

описывать как сумму свойств. Но время от времени оно может представать

перед восприимчивым зрителем, являя ему всю полноту воплощенного в нем

образа.

* * *

ЧТО ЖЕ УЗНАЮТ О ТЫ?

- Да ничего. Ибо его не изучают.

- Что же знают о Ты?

- Только все. Потому что никаких частностей о нем больше не знают.

* * *

ТЫ ВСТРЕЧАЕТ МЕНЯ через благодать - его нельзя обрести в поиске. Но когда

я говорю ему основное слово, это есть акт моей сущности, акт, которым

осуществляется мое бытие.

Ты встречает меня. Но я вступаю в непосредственное отношение с ним.

Следовательно, отношение - это значит одновременно быть избранным и

избрать, оно одновременно страдательно и активно. Ведь сущностный акт

связан с прекращением всех частных действий, а значит, и всех - лишь их

ограниченностью обусловленных ощущений действия и