человеческих единиц - ситуация, ставшая весьма осязаемой для современного

человека.

Но светлое здание общины, к которому ведет путь освобождения даже из

темницы "социальной жизни", есть создание той самой силы, которая

действует в отношении между человеком и Богом. И это - не одно из

отношений в ряду других; это - всеобщее отношение, в которое, не иссякая,

вливаются все струи. Море и струи - нужно ли их разделять и проводить

границы? Тут - лишь одно течение, от Я к Ты, все безмернее, один

безграничный поток реальной жизни.

Нельзя разделить свою жизнь на реальное отношение к Богу и нереальную

Я-Оно-связь с миром - искренне молиться Богу и использовать мир. Кто

знает мир как то, что подлежит использованию, тот и Бога не может "знать"

по-другому. Его молитва - это процедура самореабилитации, и она обращена

в пустоту. Он - не "атеист", кто во мраке тоскливо взывает из своего

окошка к Безымянному; он - безбожник.

Далее говорят, что "религиозный" человек предстает перед Богом как

изолированная единица, так как он перешагнул уровень "нравственного"

человека, на котором лежит еще долг и вина по отношению к миру и который

обременен ответственностью за свои деяния, так что его поведение

определяется конфликтом между тем, "каков он есть", и тем, "каким он

должен быть", и в эту ненасытную пропасть в своей гротескно-безнадежной

жертвенности он бросает кусок за куском свое сердце.

"Религиозный" же человек уходит, мол, из этого конфликта в другой - между

миром и Богом; тут властвует повеление - снять с себя беспокойство

ответственности, да и требований к себе; тут нет собственного желания, а

только связь и повиновение, тут всякое долженствование растворяется в

абсолютном бытии, и мир хоть и существует еще, но уже не имеет значения;

правда, нужно совершить в нем свое, да и это - с точки зрения ничтожности

всякой деятельности - совсем не обязательно.

Но это значит воображать, что Бог создал Свой мир иллюзорным и Своего

человека - для сновидений. Конечно, кто предстает пред Ликом, тот уже

выше вины и долга, но не потому, что он удалился от мира: потому, что он

к нему воистину приблизился. Вину и долг испытывают только к чужим: к

близким испытывают любовь и склонность. Кто предстает пред Ликом, только

для того мир, озаренный вечностью, присутствует в полноте, и он может

единым словом сказать Ты Сущности всех существ. Тут уже нет конфликта

между миром и Богом, а только единая реальность. Но от ответственности

человек не освободился: он сменил боль ограниченной, ощущающей

последствия действий ответственности на вдохновение безграничной, на мощь

любящей ответственности за всю необозримую жизнь мира, на глубокую

включенность в мир пред лицом Бога. Конечно, он навсегда отбросил

моральные понятия: "злой" - это лишь тот, за кого он в большой

ответственности, кто больше нуждается в любви; но он должен будет вновь и

вновь, в глубинах своей спонтанности, принимать решение, до самой смерти

невозмутимо решаться на правильное действие. Тут действие не ничтожно:

оно присутствовало в замысле, оно поручено, в нем есть необходимость, оно

- часть Творения; но это действие уже не накладывается на мир, оно

вырастает в нем и из него, как если бы оно не было действием.

* * *

ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ВЕЧНЫЙ, сейчас и здесь присутствующий, коренной

феномен, который мы называем откровением? Он состоит в том, что человек

выходит из момента высшей встречи уже не таким, каким он вступил в него.

Момент встречи - это не "переживание", которое возникает и блаженно

завершается в восприимчивой душе: тут что-то происходит с человеком,

иногда это - как дуновение, иногда - как схватка в борьбе, но все равно:

что-то происходит. Человек, который выходит из сущностного акта чистого

отношения, имеет в своем существе больше, нечто, выросшее в нем, о чем он

раньше не знал и чье происхождение он не в силах объяснить. Научное

ориентирование мира, в своем законном стремлении все без изъятия охватить

причинностью, может сколько угодно пытаться упорядочить источник

действительно нового. Нам, для которых речь идет о реальном рассмотрении

реального, не годится ни подсознание, ни какой-либо другой душевный

аппарат. Реальность: мы получаем то, чего до сих пор не имели, и получаем

это так, что мы знаем: оно нам дано. На языке Библии: "Те, кто ожидает

Бога, обретут силу"*. На языке Ницше, когда он в своем рассказе остается

еще верным реальности: "Принимают, и не спрашивают, кто дает".

----------------------

* "А уповающие на Господа обновят силу, поднимут крылья, как орлы,

побегут и не устанут, пойдут и не утомятся" (Йешайа 40:31). - Прим. ред.

Человек получает, и он получает не "содержание", а Настоящее, Настоящее

как силу. Это Настоящее и эта сила включают в себя три вещи, нераздельно,

и все же так, что можно их рассматривать порознь. Во-первых, всю полноту

взаимности: быть принятым и быть объединенным; человек ничего не может

сказать о структуре того, с чем он объединен, и это объединение вовсе не

облегчает ему жизнь - оно делает жизнь тяжелее, но это тяжесть смысла. И

это - второе: невыразимое словами подтверждение смысла. Он гарантирован.

Ничто, ничто не может быть отныне лишенным смысла. Вопроса о смысле жизни

больше нет. Но если бы он был, на него не нужно было бы отвечать. Ты не

умеешь выявить смысл жизни и не умеешь определить его, у тебя нет для

него формулы или образа, и все же: он для тебя яснее, чем восприятия

твоих чувств. Что же этот смысл подразумевает, чего он хочет от нас -

откровенный и сокровенный? Не истолкованным - это не в наших силах, - а

только осуществленным нами хочет он быть. Это - третье: он не смысл некой

"иной жизни", а этой нашей жизни;