к
творчеству (стремление к созданию вещей синтетическим или, если это
невозможно, аналитическим путем - расчленяя и разрывая) также
определяется врожденным Ты, так что происходит "персонификация"
созданного, рождается "беседа". Раскрытие души ребенка неразрывно связано
с развитием потребности в Ты, со сбывающимися надеждами и с
разочарованиями, с игрой его экспериментов и трагической серьезностью его
растерянности. Любая попытка объяснить этот феномен в рамках более узкого
подхода затрудняет его понимание; к настоящему пониманию можно прийти,
если при истолковании феномена помнить его космически-метакосмический
источник: происхождение из того нерасчлененного, дообразного первичного
мира, откуда целиком вышел рождаемый в мир телесный индивид, еще не
оформившийся, не актуализовавшийся как личность: ей (личности) предстоит
лишь постепенно, и именно через вхождение в отношения, развиться из этого
первичного мира.
* * *
ЧЕРЕЗ ТЫ ЧЕЛОВЕК становится Я. Противостоящее приходит и исчезает,
события-отношения множатся и рассеиваются, и в этой смене становится все
более ясной, усиливаясь раз от разу, неизменность партнера, приходит
осознание Я. Правда, оно возникает все еще в паутине отношения, в связи с
Ты, как возможность различить того, кто стремится к Ты, пока однажды не
разорвется связь и в какой-то краткий миг Я окажется противостоящим
самому себе, изолированному, как некоему Ты, чтобы затем тотчас овладеть
собой и отныне вступать в отношения, уже осознавая себя.
И только теперь может сформироваться другое основное слово. Потому что
даже тогда, когда Ты отношения все больше бледнейте, оно не превращалось
оттого в Оно для некоего Я, в объект изолированного восприятия и
познания, как это будет отныне; нет, скорее Ты превратилось как бы в Оно
для себя самого, в такое Оно, которое поначалу не замечают, но которое
ждет возрождения в новом событии-отношении. И пускай тело, созревающее в
личность, выделяло себя из окружающего мира как носителя своих ощущений и
исполнителя своих желаний это было лишь сопоставление для ориентации, а
не абсолютное размежевание Я и его объекта. Теперь же выступает
отделившееся Я, выступает преображенным: утрачивая жизненную полноту,
съеживаясь до функциональной одномерности познающего и использующего
субъекта, Я подступает ко всякому "Оно для себя", овладевает им и
составляет с ним другое основное слово. Человек, обретший Я и говорящий Я
- Оно, встает перед вещами, но не лицом к лицу с ними в потоке
взаимодействия; склоняясь над отдельными вещами с объективирующей лупой
или направляя на них объективирующий бинокль, организуя их в некую
картину, изолируя их в наблюдении, но без чувства их исключительности,
или связывая их в наблюдении, но без чувства мирового единства; первое
(исключительность) он мог бы найти лишь в отношении, второе (единство) -
лишь через отношение. Теперь впервые он познает вещи как суммы свойств.
Разумеется, каждое пережитое отношение оставило в его памяти свойства,
принадлежащие Ты, но только теперь вещи для него складываются из своих
свойств: только лишь по воспоминанию об отношении человек восполняет - в
мечтах, образах или размышлениях, смотря по своему характеру, - то ядро,
ту сущность, которая властно, обнимая собой все свойства, открывалась ему
в Ты. И опять-таки впервые он теперь размещает вещи в пространстве и
времени, устанавливает связь причин, впервые каждая из них получает свое
место, свой срок, свою меру, свою обусловленность. Правда, и Ты является
в пространстве, но в ситуации, когда оно предстает в своей
исключительности, когда все другое может быть лишь фоном, из которого оно
выступает, но не его границей или его мерой; Ты является во времени, но
во времени замкнутого в себе события, которое переживается не как часть
непрерывной и четко расчлененной последовательности, но в "длительности",
чей исключительно напряженный темп определим лишь из нее самой; Ты
является, наконец, как нечто действующее и испытывающее действие, но оно
не включено в цепь причинности, а - в своем взаимодействии с Я - есть
начало и конец происходящего. И это сопряжено с основной истиной
человеческого мира: только Оно может быть упорядочено. Лишь когда вещи из
нашего Ты превращаются в наше Оно, возникает возможность их
координирования. Ты не знает системы координат.
Но теперь, когда мы достигли этой точки, необходимо сказать еще и другое,
без чего сказанное останется лишь бесполезным осколком основной истины:
упорядоченный мир не есть мировой порядок.
Бывают мгновения безмолвной глубины, когда мировой порядок открывается
человеку как полнота Настоящего. Тогда можно расслышать музыку самого его
струения; ее несовершенное изображение в виде нотной записи и есть
упорядоченный мир. Эти мгновения бессмертны, и они же - самые преходящие
из всего существующего: они не оставляют по себе никакого уловимого
содержания, но их мощь вливается в человеческое творчество и в
человеческое знание, лучи этой мощи изливаются в упорядоченный мир и
расплавляют его вновь и вновь. Это случается и в истории личности, и в
истории рода.
* * *
МИР ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ДВОЙСТВЕН в соответствии с двойственностью его позиции.
Он воспринимает то, что существует вокруг него, просто вещи и существа
как вещи; он воспринимает происходящее вокруг него - просто события и
поступки как события, вещи, состоящие из свойств, и события, состоящие из
мгновений, вещи, отнесенные к пространственной сетке, и события,
отнесенные к временной сетке, вещи и события, ограниченные другими вещами
и событиями, измеряемые ими, сравнимые с ними, - упорядоченный мир,
расчлененный мир. Этот мир в известной степени надежен, он обладает
плотностью и длительностью, его структура обозрима, ее можно выявлять
снова и снова, ее повторяют с закрытыми глазами и проверяют, открыв
глаза: он ведь тут распростерся у самой твоей кожи или, может, съежился
внутри твоей души - смотря по тому, какую точку зрения ты предпочитаешь:
это ведь твой объект, он остается таковым по твоей милости, остается
изначально чуждым тебе, будь он вне или внутри тебя. Ты воспринимаешь
его, берешь его себе как "действительность", и он позволяет брать себя;
но он не отдается тебе. Только относительно такого мира ты