"объясниться" с другими; он, хотя и связанный с каждым по-разному, готов

служить вам общим объектом; но в нем ты не можешь встретиться с другими.

Без него ты не можешь устоять в жизни, его надежность поддерживает тебя;

но если ты умрешь в нем, ты будешь погребен в Ничто.

Или же человек встречает бытие и становление как то, что предстает именно

перед ним, всегда только одну сущность и каждую вещь только как сущность;

то, что есть тут, раскрывается ему в событии, и то, что тут совершается,

он переживает как бытие; кроме этого одного, ничего нет в настоящем, но

это одно - весь мир; исчезли мера и сравнение; от тебя зависит, сколь

много от неизмеримого станет реальностью для тебя. Встречи не

упорядочиваются в мир, но каждая из них для тебя знак мирового порядка.

Они не связаны друг с другом, но каждая служит тебе порукой твоего

единения с миром. Мир, который является тебе так, ненадежен, ибо он

является тебе всегда новым, и ты не смеешь ловить его на слове; он лишен

плотности, ибо в нем все пронизывает друг друга; лишен длительности, ибо

он приходит незваным и исчезает, даже если держишь его крепко; он

необозрим: если захочешь сделать его обозримым, ты потеряешь его. Он

приходит, приходит взять тебя с собой; если он не находит тебя, не

встречает тебя, то он исчезает; но он приходит снова в ином обличье. Он

не вне тебя, он шевелится в твоей глубине, и, сказав: "Душа моей души",

ты скажешь не слишком много, но остерегайся желания поместить его к себе

в душу - этим ты его уничтожишь. Он есть твое настоящее: лишь имея его,

имеешь ты настоящее; и ты можешь превращать его в свой объект - познавать

и использовать - ты вынужден делать это вновь и вновь, - и каждый раз при

этом ты теряешь настоящее. Между тобой и им - взаимность даяния; ты

говоришь ему Ты и отдаешь себя ему, он говорит тебе Ты и отдает себя

тебе. Относительно него ты не можешь объясниться с другими, с ним ты

остаешься один на один; но он учит тебя встречать других и уметь устоять

во встрече; и он ведет тебя - через благодать своих приходов, через

печаль расставаний - к тому Ты, в котором сходятся параллельные линии

отношений. Он не помогает тебе удержаться в жизни, он лишь помогает тебе

прозревать вечность.

* * *

МИР ОНО ОБЛАДАЕТ СВЯЗНОСТЬЮ в пространстве и времени.

Мир Ты не имеет никакой связности в пространстве и времени.

Отдельное Ты обречено, по завершении события-отношения, превратиться в

Оно.

Отдельное Оно может, через вхождение в событие-отношение, превратиться в

Ты.

Таковы два основных преимущества мира Оно. Они побуждают человека

смотреть на мир. Оно как на тот мир, в котором ему приходится жить и где

к тому же приятно жить, как на мир, где его ожидают разнообразные

волнения и порывы, всевозможные виды деятельности и знаний. Мгновения Ты

являются в этой прочной и полезной летописи как причудливые

лирико-драматические эпизоды, соблазнительно волшебные, но влекущие к

опасным крайностям, ослабляющие испытанную связь, оставляющие за собой

больше вопросов, чем удовлетворенности, подрывающие безопасность -

тревожные эпизоды, неизбежные эпизоды. Но если все-таки приходится

возвращаться из них в "мир", почему бы не остаться в нем? Почему бы не

призвать к порядку то, что встает навстречу, и не отослать его назад в

мир объектов? Почему бы, если человек подчас не может не говорить Ты,

скажем, отцу, жене, товарищу, почему бы не говорить Ты, имея в виду Оно?

Издать звук Ты органами речи - это еще вовсе не то, что сказать тревожное

основное слово; да и прошептать душой влюбленное Ты тоже не опасно, пока

всерьез не имеется в виду ничего, кроме: познать и использовать.

В одном только настоящем жить невозможно, оно истощило бы человека

вконец, если бы не было предусмотрено, что оно быстро и основательно

преодолевается. А в одном только прошедшем жить можно; как раз только в

нем и возможно устроить жизнь. Нужно лишь заполнить каждый миг познанием

и использованием - и он уже не опаляет.

Но выслушай истину во всей ее серьезности: человек не может жить без Оно.

Но тот, кто живет только с Оно, - не человек.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

КАК БЫ НИ ОТЛИЧАЛИСЬ друг от друга история отдельной личности и история

человеческого рода, в одном они все же сходны: они означают

прогрессирующий рост мира Оно.

Справедливость этого для истории рода подвергают сомнению. Указывают на

то, что сменяющие друг друга культуры начинаются каждый раз с некоторого

примитивного состояния (эти состояния могут быть по-разному окрашены, но

структуры их сходны) и с соответствующего ему скудного объектного мира;

поэтому жизнь индивидуума надо сопоставлять не с историей рода, а с

историей отдельной культуры. Но не будем принимать во внимание кажущуюся

изолированность: культура, исторически находящаяся под влиянием другой,

на некоторой стадии - не очень ранней, но все же предшествующей эпохе

наивысшего расцвета, - вбирает в себя ее мир Оно (будь то

непосредственное заимствование от еще существующей культуры, как

греческий мир воспринял египетское, или опосредствованное - от культуры

уже ушедшей, как западный христианский мир воспринял греческое); культура

увеличивает свой мир Оно не только за счет собственного опыта, но и за

счет притока извне, и лишь после такого развития происходят решающие,

типа открытий, расширения этого мира. (Оставим пока в стороне, насколько

велика здесь роль перцепции и воздействий мира Ты.) Таким образом, как

правило, у каждой культуры мир Оно шире, чем у предшествующей; и,

несмотря на отдельные остановки и кажущиеся движения вспять, в истории

отчетливо прослеживается рост мира Оно. При этом несущественно, какая

концепция больше свойственна "мировоззрению" данной культуры - концепция

конечности или