интеллектульное, истину.
И в-третьих: чистое воздействие без намерения. Оно выше духа познания и
духа искусства. Ибо здесь бренный человек уже не нуждается в том, чтобы
вложить себя в долговечную материю: он сам, как образ, переживет ее и,
овеянный музыкой своей живой речи, расцветет в звездном небе духа. Здесь
Ты являлось человеку из более глубокой тайны, обращалось к нему из самой
тьмы, и он откликался своей жизнью. Здесь, время от времени, слово
становилось жизнью, и эта жизнь (следовала ли она закону или нарушала
закон: и то, и другое одинаково необходимо, иначе умер бы на земле дух),
эта жизнь есть поучение. В глазах потомков - это жизнь, предназначенная
учить их не тому, что есть и что должно быть, а тому, как прожить жизнь в
духе - лицом к лицу с Ты. И это значит: жизнь-поучение готова в любой
момент сама стать для них Ты и открыть им мир Ты, более того - она
постоянно приближается к ним и прикасается к ним. Они же, потерявшие
охоту и способность к живому естественному общению, они знают, что к
чему: личность они засадили, как в клетку, в историю, а слова ее - в свои
книгохранилища, они кодифицировали как исполнение, так нарушение; не
скупятся они и на почитание, даже на поклонение с изрядной добавкой
психологии, как это подобает современному человеку. О лицо, одинокое, как
звезда в ночи, о живой перст на бесчувственном челе, о затихающие шаги!
* * *
РАЗВИТИЕ ФУНКЦИИ познания и использования почти всегда сопровождается
ослаблением способности человека к отношению.
Тот самый человек, который из духа приготовил себе лакомое блюдо, как он
ведет себя с живущими вокруг него существами?
Находясь во власти основного слова разъединения, изолирующего друг от
друга Я и Оно, он разделил свою жизнь с ближними на две четко очерченные
области: учреждения и чувства. Область Оно и область Я.
Учреждения - это "внешнее", где преследуют разнообразные цели, где
работают, ведут переговоры, влияют, предпринимают, конкурируют,
организуют, хозяйствуют, служат, проповедуют: до некоторой степени
упорядоченная и в какой-то мере гармоничная структура, в которой, при
многообразном участии человеческих мозгов и человеческих конечностей,
происходит течение дел.
Чувства - это "внутреннее", где живут и отдыхают от учреждений. Здесь
перед заинтересованным взором пляшет спектр эмоций; здесь наслаждаются
своими склонностями и своей ненавистью, своей радостью и - если она
нечрезмерна - своей болью. Здесь человек - у себя дома и растягивается в
кресле-качалке.
Учреждения - это трудный форум, чувства - богатый развлечениями будуар.
Конечно, такое разграничение всегда под угрозой, потому что резвые
чувства вторгаются иногда в самые объективные учреждения; но при
некоторой доброй воле его всегда можно восстановить.
Труднее всего четкое разграничение в сфере так называемой личной жизни. В
браке, например, иногда непросто осуществить его, но все же это возможно.
Лучше всего видна граница в сфере так называемой общественной жизни;
стоит, например, понаблюдать, как в деятельности партий (да и считающихся
надпартийными группировок) и в их "движениях" резко отличаются друг от
друга штурмующие небо собрания и (все равно,
механизированно-упорядоченная или органически-неряшливая) ползучая,
придавленная к земле повседневная забота.
Однако изолированное Оно учреждений - это бездушный Голем, а
изолированное Я чувств - порхающая то тут, то там птица. Оба не знают
человека: первый знает лишь экземпляр, вторая - лишь "объект", и никто из
них не знает личности, никто - цельности. Оба не знают настоящего:
учреждения, даже самые современные, знают лишь застывшее прошлое,
законченность; чувства, даже самые долговечные, - всегда лишь
быстротечное мгновение, еще-не-осуществленность. Оба не имеют доступа к
реальной жизни. Учреждения не созидают общественной, а чувства - личной
жизни.
То, что учреждения не созидают общественной жизни, ощущает все большее
число людей, ощущает со все большей болью: это отправная точка
бедственных исканий века. То, что чувства не созидают личной жизни,
поняли лишь немногие; ведь кажется, что здесь-то и обитает самое личное;
и если только научиться, как это свойственно современному человеку,
заниматься исключительно своими собственными чувствами, то отчаяние из-за
их нереальности не так легко научит чему-нибудь лучшему, потому что оно -
тоже чувство, и занимательное. Люди, которые страдают от того, что
учреждения не созидают общественной жизни, придумали средство: учреждения
нужно - как раз с помощью чувств - оживить, или расплавить, или взорвать;
именно на основе чувств надо обновить учреждения, введя в них "свободу
чувств". Если, скажем, механичное государство связывает по существу
своему чуждых друг другу граждан, не порождая и не поощряя совместной
жизни, - надо, говорят эти люди, заменить его общиной, основанной на
любви; а такая община как раз и возникнет, когда люди, влекомые
свободным, щедрым чувством, устремятся друг к другу и захотят жить
вместе.
Но это не так. Истинная община возникает не оттого, что люди питают
чувства друг к другу (хотя, конечно, и не без этого), но вот от каких
двух вещей: все они находятся в живом, взаимном отношении к некоторому
живому центру, и все они находятся в живом, взаимном отношении друг к
другу. Второе проистекает из первого, но все же не обусловлено лишь им
одним. Живое, взаимное отношение включает в себя чувства, но порождается
не ими. Община строится на основе живого, взаимного отношения, а
строитель - живой воздействующий центр.
И формы так называемой личной жизни тоже не могут быть обновлены, исходя
из свободного чувства (хотя, конечно, и оно важно). Брак, например,
никогда не обновится ничем иным, кроме как тем, на чем всегда основан
всякий подлинный брак: два человека открываются друг другу как Ты. Во
всех иных случаях брак строится на таком "Ты", которое ни для одного из
двоих не есть Я. Ибо метафизический и метапсихический факт любви состоит
в том, что она только сопровождается чувствами. Кто хочет обновить брак
иными средствами, не отличается существенно от того,