Я пишу ночью. Колесо проглотил. Устанавливается в кадыке. Я лишён речи, мычу. Вместо имён Михаил и Сергей вышло имя новое: Миргил.

Пробило в коридоре дома умалишённых ровно шесть, когда подкупленный фельдшер Горленко провёл меня и Веру к таинственному безумному узнику за номером 14, 16, 36, 40, 66, 35 и так далее. Под этими цифрами зашифровано было: Михаил Бейдеман.

Был конец ноября 1887 года. Я не видел Веру двадцать лет, значит, сейчас ей, как и мне, пошёл 47 год. Вера не была старухой — щёки горели румянцем, глаза блестели. Она осталась одна: Марфу весной унёс тиф. Сама Вера была больна чахоткой. Теперь она была главой организации, в её квартире с утра до ночи толпилась молодёжь.

Мы вошли в одиночную камеру. На больничной койке сидело существо, в котором не было ни одной черты Михаила. Мы узнали его только по родинке в виде паука. Мы ушли. Вместе с фельдшером я довёз Веру до дома. На другой день она лежала на столе, покрытая белым, такая же чужая, как Михаил.

Я не исполнил последней Вериной просьбы. Я не рассказал никому, как замучили Михаила. В архивах всё было узнано без меня. А я, не желая себе неприятностей, жил в своей деревеньке и очень часто бывал пьян. Тогда-то в моей голове завёлся Верин удод и стучал день и ночь.

В мозжечке кое-что развивает давление всех атмосфер. Я бросаю перо, держать надо голову, приучать руки к крыльям. В горло — раз, головой в стекло — два.

Миргил полетел!